СЕРГЕЙ БОНДАРЧУК. СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА

Многие считали Сергея Бондарчука баловнем судьбы. И действительно, сложно представить, как он, сын председателя колхоза, которому, казалось бы, прямая дорога в механизаторы, стал самым молодым Народным артистом СССР, минуя все ступени иерархической лестницы. «Истинно народный актер» – это признание Бондарчук получил лично от Иосифа Сталина. Такое «благословение» обещало спокойную жизнь в кинематографе. И внешне профессиональная биография Бондарчука действительно выглядела более чем благополучно: «Оскар», пятнадцатитысячные массовки, колоссальные средства на постановку фильмов, частые выезды за границу – и не просто на фестивали, за очередной премией, а для съемок в иностранных картинах. В фильмах же Бондарчука играют звезды западного кино, которых заманить за «железный занавес» мог, пожалуй, только он. Но так ли безоблачно складывалась судьба Сергея Федоровича на самом деле? Что стояло за его стремительным триумфом? И все ли задуманное удалось осуществить? Ответ на этот вопрос знают лишь его друзья и близкие. Именно они могут развеять мифы, которые долгие годы создавала советская и российская пресса, а также завистники Мастера.

Ирина Бондарчук-Скобцева, жена Сергея Бондарчука, народная артистка РСФСР:

В свое время выходило много статей, в которых раскрывались якобы истинные факты биографии Сергея Федоровича: что, мол, он сын крестьянина из очень бедной необразованной семьи. Это все, безусловно, было навеяно временем и на самом деле далеко от истины. Если посмотреть фотографии предков Сергея Федоровича, то сразу станет ясно, что это не так. На фото дед Сергея Федоровича – в изысканном костюме, бабушка – в красивом платье с рюшечками. Конечно, это была образованная семья, были в роду и художники, и артисты.

Сколько я его помню, он всегда мысленно возвращался в детство. Украинское село Белозерка, в котором родился Бондарчук – необыкновенное: по красоте и по своему историческому значению. Там жили люди самых разных национальностей – всего их более двадцати. И Сергей Федорович часто повторял: «Я человек степной». Говорил, что чувствует себя абсолютно свободным в степи, поэтому неслучайно он решил экранизировать чеховский рассказ «Степь». В фильме есть эпизод: на огромном валуне стоит мальчонка, такой крепенький мальчонка, в рубашонке, голенький. И почему-то вот этот карапуз мне напоминает Бондарчука в то время.

Сергей Федорович рассказывал, что одежда у всех детей в селе была в подтеках от арбузов, потому что в Херсонской области были необыкновенные арбузы. Вот эти вот сладкие подтеки, перемешанные с пылью, и вот этот мальчик на валуне из «Степи», у меня ассоциируется с Сергеем Федоровичем в детстве.

В семье Бондарчука любили музыку, литературу, поэзию. В доме даже висел портрет Тараса Григорьевича Шевченко, стихи которого Серей Федорович знал наизусть с самого детства. Наверное, неслучайно первая его звездная роль – именно Шевченко в картине Игоря Савченко. У каждого человека в жизни есть судьбоносные события. У Бондарчука один из поворотных моментов – съемки в картине «Тарас Шевченко». Не могла эта роль пройти мимо начинающего молодого актера, в котором очень многое было заложено от того, что было в самом Шевченко. И я считаю, что эта звездная роль дала Сергею Федоровичу билет в искусство. Помню, как после выхода фильма Бондарчук ассоциировался у зрителей с Шевченко. Скажем, когда мы были в Канаде – а там диаспора украинская – к Бондарчуку приезжали люди, они хотели познакомиться с Тарасом Шевченко. И звали они Сергея Федоровича не иначе как Батька.

Василий Ливанов, народный артист РСФСР, друг Сергея Бондарчука:

Сергей Федорович за всю свою жизнь не снял ни одной конъюнктурной картины. Его интересовало исключительно искусство, и в политику он лезть не желал. Даже когда ему предложили быть Министром культуры СССР, он отказался, не раздумывая. Все опешили, стали выспрашивать: «Сергей Федорович, какая же должность вас устроит?» А он ответил: «Директор Черного моря! Есть у вас такая должность?» – «Пока нет». – «Значит, и у меня не будет никаких должностей». Он не был диссидентом. И никто из нас, его друзей, диссидентом не был. Просто мы не занимались никакими сиюминутными политическими потребностями. Мы их не обслуживали. Но когда дело касалось просто вопросов справедливости – общественной, человеческой справедливости – вот здесь Сергей Федорович был непоколебим. Скажем, во время съемок «Ватерлоо» он пошел наперекор всей системе, защищая нас, актеров. Чиновники из Госкино требовали, чтобы мы вернули половину своих суточных денег. А Сергей Федорович сказал: «Ничего не возвращайте! Это ваш прожиточный минимум, который вы получаете законно. Почему вы должны его отдавать, где вы расписываетесь, что вы вернули? Таких документов вам не дают, значит, не отдавайте деньги». После подобного заявления его, естественно, вызвали в ЦК на ковер. Но Сергей Федорович нашел журнал «Life», где была статья о том, как дети одного из высокопоставленных членов Политбюро СССР потратили гигантские суммы из государственной казны – устраивали себе сафари в Африке, летали охотиться на львов. В ЦК он показал этот журнал и твердо заявил: «Пусть они вернут деньги стране. Тогда и актеры тоже вернут!». Чиновники сразу пошли на попятную: «Извините, это ошибка, ошибка!» То есть он мог проявить свой характер, в таких ситуациях, когда остальные бы не смели это сделать.
Однажды мне довелось разговаривать с кавалерийским генералом Николаем Осликовскими, и он мне сказал такую фразу: «Если бы Сергей Федорович был военным, то он был бы выдающимся полководцем». И это правда! Бондарчук – очень многогранная личность. Сейчас я не знаю в мировом кино режиссера, который смог бы так снять батальные сцены. Причем, это же не просто полководчески выстроенные сцены, а сцены организованные художником-полководцем. Вот что очень важно. Все, что он делал – это всегда предмет искусства. И он умел бороться за свои идеи, за свое видение, но никогда при этом не шел на компромисс со своей совестью. И никогда не работал по заказу.

Ирина Бондарчук-Скобцева, жена Сергея Бондарчука, народная артистка РСФСР:

Война оставила глубокий след в судьбе Сергея Федоровича. Он рассказывал, как пережил так называемый «звездный налет» и говорил, что ничего страшнее в его жизни никогда не было. Конечно, «Судьбу человека» он решил экранизировать не случайно. Однако путь в режиссуру не был столь благополучным, как принято считать. Ему пришлось долго бороться за свой режиссерский дебют. Рассказ «Судьба человека» был напечатан в газете «Правда», и когда Сергей Федорович прочел его, сразу же решил, что должен снять фильм. Против этого восстали все: чиновники кричали, что «Судьба человека» – не кинематографичное произведение. Кроме того не будем забывать, что это было время метров режиссуры, которые стояли плотной стеной и не давали прохода молодым. А тут вчерашний выпускник ВГИКа возомнил себя режиссером и рассчитывает играть в своем фильме главную роль! Такого себе в СССР никто не позволял. Бондарчуку не единожды, причем в грубой форме, говорили: «Куда ты лезешь?» Конечно, Сергея Федоровича затравили, а потом накинулись даже на Шолохова. Но идея настолько овладела Бондарчуком, что его ничто уже могло остановить. Он уехал в экспедицию и за 74 дня снял эту картину, а при монтаже не выкинул ни одной сцены.
Кстати, Сергей Федорович изначально не планировал играть главную роль – он пробовал и других актеров, но вскоре отказался от этой мысли: наверное, так бы ему было сложнее выразить то, что он хотел. Должна сказать, что Шолохов не сразу принял Бондарчука: когда Сергей Федорович приехал к нему впервые, Михаил Александрович посмотрел на его руки и сказал: «Ты знаешь, Сергей, а вот у нас в Вешках живет казачок, ему нужно было сдать кровь, а вот кожу-то на руках ему проколоть не смогли. У тебя руки не такие…» Шолохов сомневался. А потом Сергей Федорович приехал в Вешки в гриме, в костюме, постучался в калитку дома Шолохова – вышла женщина, помощница Михаила Александровича, посмотрела на Бондарчука и сказала: «Служивый, ты посиди здесь на лавочке, я позову». Пришел Шолохов, посмотрел – у него хитрый глаз был – и тут же благословил: «Ну, иди с Богом работай».

Потом, когда уже мы показывали Михаилу Александровичу картину, он вдруг вылетел из зала и ушел. Сергей Федорович очень расстроился, подумал все – провал! А через полтора часа раздался звонок домой: «Прости меня, боялся рассопливиться. Твой крупный план – «За что же ты жизнь меня так покалечила? За что так изказнила?» –просто потряс: чтобы передать то, что ты сыграл за несколько секунд, мне нужно листа три исписать!»

И я должна сказать, что для Сергея Федоровича было очень важно сохранить шолоховские интонации в своем фильме. Помню, когда чиновники выкручивали ему руки и требовали снять сцену, где Ванюшка и Соколов идут по мосту через Дон (навязывали этакий символ светлого будущего, возрождающейся после военной разрухи страны), он наотрез отказался, сказал: «Я буду делать, как у Шолохова написано!» И никто так и не смог его заставить изменить свое решение.

Глеб Панфилов, кинорежиссер, народный артист России:

Я не знаю примеров, когда Сергей Федорович «душил» кого-то, напротив, он очень часто помогал молодым режиссерам, защищал их. А для меня Сергей Бондарчук – человек, которого я считаю своим крестным отцом в кино. Я был слушателем Высших режиссерских курсов, когда попал на практику к Сергею Федоровичу – он снимал тогда «Войну и мир». Мы с двумя однокурсниками приехали в Ленинград, нас хорошо встретили, разместили в гостинице, нам даже платили неплохие деньги, как членам съемочной группы. Конечно, это все делалось по указанию Сергея Федоровича. Он понимал, что значит быть студентом и что молодые люди часто нуждаются.
Началась наша практика, Сергей Федорович дал нам задание: «Возьмите сцену приезд Николеньки Ростова домой к родителям из армии, и сделайте режиссерскую разработку. Если мне понравится чья-то разработка, ее автору я доверю съемки».
В душе я очень усомнился, что это возможно. Но был манок хороший, стимул. Спустя несколько дней в перерыве между съемками Сергей Федорович подозвал нас: мы собрались, сели на скамеечку и стали обсуждать наши разработки. Сергею Федоровичу понравилась моя работа, и он доверил мне снимать сцену. Я порадовался, что это будет нескоро, через месяц, когда группа вернется на «Мосфильм». И успокоился в этой радости, в этом замечательном состоянии ожидания. Время шло, дни летели. Мы видели, как работает группа: слажено, четко, на площадке всегда было очень тихо. Сергей Федорович не любил говорить много, а к тому же громко. И в группе было всегда тихо – все его слушали очень внимательно. Мне эта манера показалась интересной, но трудно выполнимой. Потому что на площадке очень быстро становится шумно, особенно в неразберихе, особенно у дебютантов. Поэтому я задумался: вот наступит день, когда я буду снимать, я так не говорю, что мне делать? Волнение становилось сильнее радости, которую я испытал, когда Сергей Федорович доверил мне съемки.
И вот настал долгожданный день. Собралась группа, собрались актеры – народные артисты, которых я знал только по фильмам, видел в спектаклях МХАТа, когда театр приезжал в мой родной город Свердловск. К ним подходить было страшновато, не то, что давать задания. Для меня, как человека влюбленного в этих актеров, в их творчество, съемочный день становился Голгофой. Но я думал, что Сергей Федорович мне поможет. Как я ошибался! Он пришел чуть позднее, чем я – очевидно, не хотел меня тревожить. Подошел и спросил: «Ну как?» Я говорю: «Сергей Федорович, вы, надеюсь, будете здесь?» – «Нет. Ты останешься один. Я уйду – ты же снимаешь. Успокойся и поступай, как ты мне рассказал, как у тебя написано. Постарайся это снять». И он как-то меня этими словами привел в чувство. И удалился. Я остался один. Артисты ждут. «Кадр, хлопушка, начали!» – для меня это был великий момент, моя первая команда на «Мосфильме». Мой голос впервые прозвучал. «Стоп!» – тоже сказал я, и мне захотелось снять еще дубль, волнение куда-то улетучилось, появилось реальное внимание к реальному кадру, реальному событию. Потом вернулся Сергей Федорович. Я посмотрел на часы – смена закончилась. А все пролетело как один час, как мгновение.
Я был чрезвычайно тронут и благодарен Сергею Федоровичу, потому что он себя вел безупречно – как педагог, как мастер, как человек. Он меня заметил, он мне протянул руку, он дал мне возможность, он меня успокоил, когда у меня был мандраж, и как-то сердечно поддержал. Прошло с тех пор сорок шесть лет. И я считаю это событие для себя судьбоносным – так, благодаря Бондарчуку, началась моя биография в кино.

Николай Иванов, директор кинокартины «Война и мир»:

Считалось, что Бондарчуку давали колоссальные средства на фильмы, в частности на «Войну и мир». Никогда такого не было – говорю вам, как директор картины! Другое дело, что в тот период кино в СССР очень любили и многие люди, скажем, представители Министерства обороны, официальных организаций, музеев к Сергею Федоровичу относились с большим пиететом и часто содействовали совершенно бескорыстно. Нам помогали доставать из музеев историческую мебель, настоящие кареты, украшения – это, конечно, был бесценный вклад. И я помню, что когда великие Станицин и Кторов приехали осматривать декорации для своей сцены, они были ошеломлены. Кторов тогда сказал Станицыну: «Виктор, ты посмотри, здесь все подлинное! Ты представляешь, какая достоверность, чего добивается Бондарчук. Как же нам с тобой играть нужно, чтобы соответствовать этому фильму?» И это действительно очень действовало на актеров, ведь во время съемок была создана подлинная обстановка того времени. Но, поверьте, никаких особых денег у нас не было – множество людей помогали от чистого сердца.
А уж сколько было сложностей, проблем во время съемок – всего не расскажешь. Мы снимали на пленку очень плохого качества: что ни сцена – то брак. Множество сложно постановочных сцен были загублены именно из-за низкого качества пленки, и Сергей Федорович безумно переживал из-за этого. Он сильно подорвал здоровье во время работы над «Войной и миром». Не многие знают, но Бондарчук чуть не умер тогда – у него была клиническая смерть, его чудом удалось спасти. Пока ехала скорая, я вызвал нашего врача со студии – вчерашнюю студентку, которая только-только была назначена к нам после института, она приняла экстренные меры. И потом уже крупные терапевты, кардиологи говорили, что эта девушка спасла Бондарчуку жизнь.

Вячеслав Овчинников, композитор, народный артист РСФСР:
Мы все тогда по больницам разбрелись – кто куда. Первый Бондарчук – и не удивительно, ведь на нем была колоссальная ответственность, нагрузка! Он не умел себя щадить. Думаю, он понимал, что кроме него в Советском Союзе такой фильм никто не сможет снять. Правда, когда у него случился приступ, он прошептал только одно: «Пусть фильм доснимет Герасимов!» Это его учитель. Они в этот момент очень много спорили, и их даже пытались поссорить. А Бондарчук вот неожиданно сказал такую фразу. Наверное, он думал, что умирает…
Мы действительно посадили здоровье, работали в те дни на пределе возможностей. Нам нужно было успеть сделать версию для Московского кинофестиваля, победа на котором была крайне важна – от этого зависело дальнейшее финансирование фильма. Ведь сначала помогали нам далеко не все – не у всех было доброе расположение. Деньги давали символические, пытались даже прекрыть финансирование – не знаю точно, кто, но знаю, что было именно так. А нам же нужно было сделать фильм, который бы превосходил американскую версию – да неплохую, красочную, но лишенную русского духа.
Я в то время просто, можно сказать, жил на «Мосфильме» – работал круглосуточно и всю эту кухню хорошо знаю. Знаю, что многие люди из киногруппы в течение двух лет нерегулярно получали зарплату. Но в нашей команде был дух, который объединял всех, заставлял работать, несмотря ни на какие финансовые проблемы. Мы хотели создать национальное произведение, а все остальное уходило на второй план. У нас было братство единомышленников и в этом огромная заслуга Бондарчука.

Карен Шахназаров, народный артист России:

У Сергея Федоровича в принципе было немного друзей и все они – далеко не из среды управленцев. Другое дело, что он умел добиваться своего. Мне кажется, что чиновники в глубине души побаивались Сергея Федоровича. Я думаю, что когда к ним входил Бондарчук, фильмы, которого они смотрели пусть даже на даче, у них оставалось ощущение чего-то немыслимого, что спустилось чуть ли ни с небес. Поэтому, конечно, я думаю, Сергей Федорович мог этим пользоваться, и пользовался. У него была вообще потрясающая харизма. От него исходило абсолютно физически мощнейшее энергетическое поле. Когда он входил, это меняло атмосферу в помещение. Поэтому я думаю, он таким же образом действовал на любых чиновников, генералов, маршалов. В его личности было что-то необыкновенное, сила какая-то. Если он чуть-чуть повышал голос, это было уже как землетрясение.

Валерий Мальков, директор картин «Красные колокола» и «Борис Годунов».
В кабинетах начальства, от которого подчас зависела судьба его картин, Сергей Федорович никогда не позволял переходить черту, но всегда разговаривал твердо. У нас во время съемок сцены штурма Зимнего Дворца в фильме «Красные колокола» случилось ЧП: одна камера была установлена на вертолете, и он, зависая над площадью, сорвал провода – полетели все антенны, разразился чудовищный скандал. На следующий день нас с Сергеем Федоровичем вызвали в Обком. Естественно, стали говорить разные нелицеприятные слова. Смотрю, у Бондарчука скулы заиграли, думаю – сейчас ответит резко. Но он иначе себя повел, совершенно спокойно сказал: «Уважаемые товарищи, вот мы проводили съемки и все у вас разрушили. А если бы налетел ураган? Ну что такое вертолет? Примерно ураган средней силы. Значит, вы просто не готовы к урагану. Поэтому вы лучше у себя здесь подумайте, как вам сделать так, чтобы при урагане ваши антенны и провода выдержали». Они тут же замолчали. Все! Разговор был закончен.

Карен Шахназаров, народный артист России:

Сергей Федорович действительно в то время искал деньги на эту картину, но отнюдь не в Советском Союзе. И то, что случилось на Пятом съезде, с «Тихим Доном» связано меньше всего. Как мне кажется, дело здесь совершенно в другом: у Сергея Федоровича всегда было очень много завистников. И именно это вылилось в чудовищную травлю Бондарчука на Пятом съезде Союза кинематографистов, о котором часто говорят, как о хулиганско-преступном. Но я думаю, что это все-таки некое упрощение, клише. Нужно сказать, что с тех пор я ни одного съезда не помню, на котором бы говорили о кино. Тогда, конечно, кипело сильное раздражение теми безусловными проблемами, которые были в советском кинематографе. Конечно, Сергей Федорович в определенной степени являлся символом советского кино, и его влияние было огромное. Он многим казался символом системы в целом. Не знаю, хотел ли он сам быть этим символом. Думаю, что вряд ли – он никогда не стремился стать частью системы, ему это было просто неинтересно. Он никогда не вмешивался в жизнь кино, никогда не хотел кем-то руководить. Но, тем не менее, в силу своей художественной масштабности стал ассоциироваться с системой, против которой восстали псевдореформаторы. Бондарчук оказался в роли, на мой взгляд, безвинно пострадавшего, он стал той мишенью, в которую полетели стрелы. Менее всего Сергей Федорович заслуживал такой чудовищной безобразной критики.
Бондарчук в то время собирался снимать «Тихий Дон». И очень скоро в прессе появились статьи, в которых какие-то людишки возмущались, почему Сергею Федоровичу доверяют снимать этот фильм. Хотя уж это совсем было несправедливо, потому что Бондарчук, как художник огромного масштаба, обладатель «Оскара», имел полное право снимать то, что он хочет. Не говоря уже о том, что его картины заработали столько денег для советской казны, что он и материально имел на это полное право.
Я знаю, что он очень тяжело переживал ту критику. Конечно же, он понимал, что с ним сводят счеты – за свои собственные неудачи.

Федор Бондарчук, сын Сергея Бондарчука:
На Пятом съезде линчевали не только отца, хотя его, конечно, больше остальных. Критиковали, поливали грязью людей, которые – сейчас мы уже можем точно говорить – были классиками национального кинематографа. Настало другое время, пришли другие люди, которые возомнили себя революционерами. Но кто они такие, кто сейчас помнит имена «реформаторов», которые побивали тех, кто составлял славу страны, великих режиссеров, чьи фильмы будут жить много-много лет? Для меня все, что произошло тогда – проявление обычной зависти, бунт маленьких людей. Даже не бунт – это очень громко – озлобленность что ли: «Почему Бондарчуку дают такие деньги?!» Кстати, такие же слова я до сих пор слышу – правда, в свой адрес. И никого не волнует, что я у государства ни одной копейки не взял! Но многие постоянно твердят: «Бондарчук получает деньги, а если бы их дали мне, я бы такую картину снял». И мне всегда хочется ответить: «Попробуй, сделай, хотя бы одну сцену. А я на тебя посмотрю». Люди, которые занимаются кинематографом, понимают, о чем я говорю. Людям несведущим, бессмысленно это объяснять, потому что они не знают, что такое труд кинематографистов. К сожалению, на Пятом съезде взбунтовались именно такие люди – не понимающие, как снимать настоящее кино, но считающие себя непризнанными гениями.
У любой крупной личности, коей отец, безусловно, был, есть такое же масштабное количество завистников. Зависть – всепоглощающее чувство и справиться с ним многие просто не в силах. Конечно, тогда у завистников отца были развязаны руки. Но где сейчас эти люди, кто помнит их имена? Помнят только одного Никиту Михалкова, который вышел на трибуну и встал на и защиту Бондарчука и режиссеров, которых обвинили во всех смертных грехах. Бесспорно, это был очень смелый и достойный поступок.
Конечно, отец сильно переживал. Но так как у него была семья, была мама, он чувствовал огромную поддержку. Он жил в своем мире: выращивал на даче огурцы, помидоры, которые не всходили, заниматься резьбой по дереву, живописью, много читал, любил приглашать в гости друзей, мечтал о новых фильмах, о новых ролях. И это его спасало. Конечно, сейчас уже время все расставило на свои мест. Я этой расстановкой крайне доволен.

Ирина Бондарчук-Скобцева, жена Сергея Бондарчука, народная артистка РСФСР:

При видимом благополучии Сергей Федорович, безусловно, фигура очень трагическая. Сам он часто любил повторять: «Если осуществлю задуманное хотя бы на 35 процентов, я буду счастлив». И это отнюдь не кокетство. В его жизни не было ни одной картины, которой он был бы полностью доволен и считал, что ему удалось воплотить все, что он запланировал. Но кроме этого были задумки фильмов, которые он так и не смог снять. По самым разным причинам. Через всю жизнь у Сергея Федоровича прошла мечта постановки «Тараса Бульбы». И несколько раз он был близок к ее осуществлению: давали добро на съемки, на «Мосфильме» вешали табличку «Дирекция кинокартины «Тарас Бульба»… А потом вдруг все сворачивали.
Видимо, боялись испортить отношения с социалистической Польшей – тогда поляки восстали против этого, якобы такой фильм мог оскорбить их национальную гордость. И Сергей Федорович несколько раз пытался прорваться к осуществлению этого замысла, но, увы. Еще одна мечта, которая прошла у Бондарчука через всю жизнь – «Вишневый сад». И она тоже осталась не осуществленной. Хотя во ВГИКе со студентами мы всегда ставили эту удивительную пьесу.
У нас на даче хранится кипа сценариев, режиссерских разработок, эскизов – все, что Сергею Федоровичу не удалось реализовать. Есть среди них и «Божественная комедия» Данте Алигьери. Сергей Федорович считал, что самые выдающиеся режиссеры должны объединиться, чтобы экранизировать эту великую поэму. Но, увы, и это тоже так и осталось его неосуществленной мечтой.

Василий Ливанов, народный артист РСФСР, друг Сергея Бондарчука:
Сергей Федорович всегда мечтал свершить нечто великое. Он это свершил. Но сам он этого не понимал. Ему казалось, что в этот раз что-то не удалось, но в следующий – обязательно получится. Он считал, что не успевает сделать что-то важное, самое главное в жизни. Вот такой характер, такая самооценка! Он никогда не успокаивался на достигнутом – у него вечно были планы, мечты. И не было в этих задумках финала.
Сергей Федорович очень ценил Московский Художественный Театр, его традиции, наследие. И мой отец – актер МХАТа Борис Николаевич Ливанов – был для него одним из кумиров в профессии. Папа часто повторял: «Сережа – Титан». Он утверждал это еще до съемок «Войны и мира», угадывая в Бондарчуке незаурядный масштаб личности. И мечты у Сергея Федоровича были такие же масштабные. Например, он хотел возродить Национальный театр. Мечта эта была навеяна, конечно, прежде всего, искусством Московского Художественного Театра. Вот этим чудом, которое создали Станиславский и Немирович-Данченко. Мы с ним мечтали продолжить эти традиции. Но чтобы воплотить эти замыслы в жизнь, нам пришлось бы бросить кино, а это было невозможно. Сергей Федорович не мог представить себя вне кинематографа – это было дело всей его жизни!