Уходя от строго регламентированных поэтических форм в направлении тотальной неопределённости современного верлибра, поэзия обретает свободу, но теряет при этом волю, а значит, во многом — и силу. Свобода — пространство возможностей, воля — осуществление как возможного, так и невозможного.

Сонет в контексте этих процессов был и остаётся формой, концентрирующей и гармонизирующей развитие мысли. Формой, определяющей логику этого развития… Сонет можно назвать волей, устремлённой к гармонии.

Из всех средневековых поэтических форм именно сонет оказался самым долгоживущим и наиболее привлекательным. Специалисты называют более 200 разновидностей сонета, но ходит легенда и об исследователе, который набрал более 1400 вариаций…

В этом ключе необыкновенно интересно следить за тем, какие пути развития ищет сонет сегодня: на что направлена мысль, закованная в звенящую броню условий и условностей? Или поиски и эксперименты продолжаются только в отношении формы и рифмы?

В Санкт-Петербурге. 2010 год

Венок сонетов, посвящённый Сергею Кормилову и названный «Венок памяти», — замечательный пример современного обращения к средневековым «доспехам» поэтической мысли, — не только эксперимент по развитию сонетной формы, но ещё и, что существенно усложняет задачу, акростих по магистралу:

Сиротский дождь с утра опять бормочет
Единственных два слова «жизнь прошла»
Река течёт и время камень точит
Горит огонь и вот уже зола.

В Твери. 2009 год

Елейный свет сквозь туч седые клочья
Исходит на цветущие поля

Как холодна земля и летней ночью,

Оставленная сумеркам земля.
Рассейся по громаде листьев память,

Май, впереди ещё один экзамен
Июнь к июню, день сменяет день.

Любви и веры горькие надломы
Остановиться? Нет. Пусть грянут громы,
Внутри и вне бескрайних серых стен.

В следующем сонете за первым катреном следует двустишие, в пятом между катренами расположена секстина, в шестом автор от дистиха через терцету переходит к катрену и далее к пентету. Эксперимент с формой рождает и сдвоенный текст.

Как холодна земля и летней ночью!                                                                      Оставленная сумеркам земля,

Не изменить себе, меняя кров,                     В                   вернись к себе, к своим забытым нивам,

Глубинную тоску на многоточье,                 Е                                  едино и светло к плакучим ивам,

а плач дождя на стон кленовых крон.             Н                                    не растеряв надежд, не помня зла.

Как призрачно еще дрожит перо           О          Откройся настежь дверь в нетленный дом,

и как размашисто неровен почерк!   К                                 крапивы дух витает у порога

Не траур лент, а скорбь вечерних троп,          П                                             псалмы щедрот, хвалу дороге

среди которых смерть всего лишь строчка          А                                                 а там и мир иной и в горле ком…

о том, что где-то штиль отменит шторм,               М                                Молчащей властью властен тот кто свят,

стихии справят бал, добавив имя                   Я                                  являя боль, — являешь радость, или

в талмуд эпох, аПетр укажет порт                     Т                                       терпи и верь в участье вещей силы

затерянных вековв небесной сини.                         И                                            и встретит Бог, который был распят

Пусть пухом станет в песнях корабля,                                                                                        и тихо скажет: оставайся с нами,

оставленная сумеркам земля!                                                                                  рассейся по громаде листьев память

В Мирожском монастыре

Форма же сонета, превращённого практически в суггестивную прозу, практически рассыпается — обилие ажанбеманов без обозначения ритмического членения на строфы существенно затрудняет прочтение, а рифмы теряются. Строчная (нестрофическая) форма не даёт возможности увидеть ажанбеманы — они ощутимо ломают ритм и почти превращают текст в прозу:

Остановиться? Нет. Пусть грянут громы в ночной глуши, пусть одинокий бражник танцует на стекле фокстрот.

Неважны значения икс, игрек. Невесомо любое слово в этих двух осях судьбы и бесконечна тишина в движении от двери до окна, от пола к потолку. Замкнув в глазах несовершенный и несовершённый побег от всех и вся: сомкнув уста последним вздохом, что отдаст взамен тот, кто шептал «пора»? Одушевлённый и первозданный мир? Мир без креста внутри и вне бескрайних серых стен?..

И вот тут возникает вопрос другого порядка: а какой смысл способны породить эти новые формы? Если мы знаем, как работает «классический» сонет, какие задачи у него и как он их решает? Должен ли автор держать его в фокусе внимания и делать ставку не на формальную новизну, а на содержательную часть — поэтический алгоритм решения философско-диалектической задачи?

Текст Нины Ягодинцевой